Медицинское обеспечение русской армии и флота в годы Северной войны

Медицинское обеспечение русской армии и флота изменялось вместе с совершенствованием вооруженных сил России в ходе военных реформ Петра I и отдельных кампаний Северной войны[1]. В ходе боевых действий, а также в периоды затишья, русской стороне приходилось решать важнейшие проблемы, обусловленные особенностями развития отечественной военной медицины в предшествующий период. Наиболее важными проблемами, стоявшими перед военной медициной в тот период, являлись: недостаток медицинских кадров, отсутствие необходимого числа госпиталей, предупреждение и борьба с эпидемическими и другими заболеваниями. Решение указанных проблем (с той или иной степенью успеха) не только определяло эффективность действий русских войск во время Северной войны, но и имело важное значение для последующего развития военной медицины России.

Реорганизация Петром I постоянной русской армии сопровождалась проведением ряда мероприятий по совершенствованию работы медицинской службы в войсках. Азовские походы показали всю слабость медицинского обеспечения русской армии. В первую очередь, это касалось вопросов организации[2]. Вместе с тем, при очевидных недостатках этого периода, необходимо отметить также и имевшие место достижения, и, прежде всего, то обстоятельство, что во время Азовских походов была предпринята попытка впервые создать общее руководство медицинским обеспечением раненых и больных, несмотря на то, что отвечали за это не врачи[3].

Если в предшествующий период развитие военно-медицинского дела в России шло эволюционно, то с началом Северной войны этот процесс приобрел иную динамику. При этом, учитывая неблагоприятную обстановку, а также невозможность использовать в необходимых масштабах имеющиеся ресурсы в сфере медицины, вначале Петр вынужден был опираться во многом на традиционные механизмы, модернизируя их в зависимости от обстановки.

В первом Нарвском походе 1700 году в медицинском обеспечении войск еще преобладали старые организационные формы - лазаретов или госпиталей при армии не было, больные лечились при своих частях, тяжело раненые и больные направлялись в богадельни при монастырях. Вместе с тем, в полках стали появляться “ротные лекари”, имели своих лекарей «генеральские полки». Сражение под Нарвой представляет интерес также вследствие того, что в нашем распоряжении имеются данные о потерях медицинского состава в этот период боевых действий. Из 31 человека, посланного Аптекарским приказом в распоряжение фельдмаршала Ф. Головина, были убиты или пропали без вести 13[4].

В дальнейшем происходит закрепление должностей лекарей в войсках. Росписи и табели 1706 года свидетельствуют о наличии лекарей уже во всех полках, а штаты 1711 и 1720 годов узаконили лекарей и цирюльников (фельдшеров) во всех частях русской армии[5].

Значительная часть медицинских чинов разного ранга сопровождала полки в сражениях, что могло обеспечить своевременное оказание медицинской помощи раненым и больным на поле боя, но в большей степени, в непосредственной близости от него. Следует отметить, что, что медицинская помощь воинам оказывалась спустя значительное время после ранения, так как сбор пострадавших проходил уже после завершения сражения. согласно “Уставу воинскому” 1716 года вынос раненых во время боя солдатам категорически запрещался.

В период проведения крупных сражений, командование предусматривало для сосредоточения раненых ближайший к театру военных действий город, имевший необходимую инфраструктуру, которая позволяла бы обеспечить эвакуированных всем необходимым. Важным фактором являлась также защищенность данного пункта от возможного нападения противника. В сражении под Лесной 28 сентября 1706 года таким важным с точки зрения размещения раненых и больных стал Смоленск. Потери шведской стороны в этой битве составили до 8 500 чел. убитыми. Потери русской армии – 948 чел. убитыми и 2 584 чел. ранеными (из них 29 умерло от ран). При численном составе русской армии 17 926 человек, из которых 13 тыс. чел. участвовали в сражении, доля общих потерь составляла 27,2 %, убитыми – 7,3 %, ранеными – 19,9 %[6]. Большая часть раненых, согласно распоряжению Петра I, была направлена в Смоленск. В письме Головкину 6 октября он писал: «Впротчем я сам бы к вам тотчас был, но для раненых, которых провожаю нынче до Смоленска (которые ангельское, а не человеческое дело делали) – вскоре быть не могу»[7]. При этом необходимо отметить, что в Смоленск были направлены в большей степени тяжело раненые, легко раненые, по существовавшей практике, оставались в полках. Согласно «Табели раненым разных полков» от 8 октября 1708 г., с театра военных действий было отправлено 1 844 чел. (из этого числа умер в пути 51 чел.), в полках осталось 711 чел.[8] На месте прибытия для размещения раненых специально возводилось здание постоянного госпиталя, пострадавшие размещались также в домах местных жителей.

В ходе Полтавского сражения общее число убитых с обеих сторон равнялось 9 тыс. чел. Безвозвратные потери шведской стороны составили 6 900 чел., ранеными – 1,5 тыс. Русская армия потеряла убитыми 1 345 чел., 3 290 чел. ранеными[9].  Общие потери русской армии составили 11 % к ее численному составу, потери убитыми – 3,2 %, ранеными – 7,8 %, при соотношении убитых и раненых – 1 : 2,4[10]. Опираясь на материалы, содержащие сведения о медицинских вопросах в Полтавском сражении, следует отметить, что в данное время не приходится говорить о гуманном отношении с ранеными с обеих сторон. Особенно красноречиво об этом свидетельствует соотношение между раненым и убитыми со шведской стороны, которое составляло 1:2, 4.

Источники этого времени содержат весьма скудную информацию относительно организации медицинской помощи пострадавшим и их эвакуации, вместе с тем, они сообщают об особом отношении Петра к судьбе раненых воинов. После окончания Полтавской битвы Петр I «не только офицеров, но и всех рядовых благодарил за ревность их к службе и отечеству, изъявлял сердечное сожаление о их участи, утешал опаснейшие раненых, что старание лекарей при способствовании Божьей помощи может исцелить их»[11]. Царь также отдал приказ «о неусыпном старании о их излечении и содержании». Вместе с тем, следует со значительной долей сомнения относиться к преувеличению роли монарха помощи страждущим, в частности в перевязке отдельных раненых самолично, что нашло отражение в ряде работ по военной истории и истории медицины, а также в произведениях живописи[12]. Возможно, основанием для данных авторов послужила информация о том, что при осмотре раненых царь «… обещал наградить подвиги их, многих раны, в присутствии его были перевязаны, и таковое сострадание и милость его к ним были наилучшим для них лекарством»[13]. Впоследствии Петр произвел ревизию полтавских госпиталей, и «видя добрый порядок», в котором они содержались, «изъявил Коменданту паки чувствительную за сие благодарность»[14].

По распоряжению Петра, в тех же госпиталях были размещены и военнопленные шведы. Вместе с тем, следует предположить, что подобной привилегии удостоились только высшие чины шведской армии, в то время как судьба рядовых воинов была не столь завидной. Для оказания медицинской помощи пленным шведам было выделено 8 их соотечественников, разделивших вместе с ними горечь поражения и плена: 4 фельдшеров и 4 лекарских учеников, однако значительная часть тяжелораненых так и осталась лежать на поле боя и их жизнь или смерть зависела скорее от случая, а также характера ранения[15]. Медицинская помощь оказывалась пленным шведам и после Гангутского сражения. Вместе с тем, обращает на себя внимание высокая смертность среди раненых, доставленных, в частности, на Котлин[16].

Значительное внимание было обращено Петром I и командованием флота также и на создание таких условий на флоте, когда больной и раненый после соответствующего лечения вновь возвращался в строй и как опытный воин сразу же мог приступить к выполнению своих с большим трудом ранее приобретенных обязанностей. Стали уделять определенное внимание и улучшению условий жизни на кораблях, в том числе питанию, водоснабжению и т. п.[17]

По указу Петра I в обязанности генерального лекаря входило наблюдение за тем, “чтобы негодующие, которые не суть в состоянии походе быти с войсками были отосланы в ошпиталь” и “... чтобы всякий полковник или его адъютант имел бы всегда роспись всех солдатов, которые отосланы в ошпиталь будут”. Речь шла, скорее всего, о «полковых гошпиталях»[18].

В Прутском походе 1711 года, крайне неудачном для русских войск, больных оставляли в городах по пути следования. Например, ингерманландский полк оставил больных в Риге, Бреславле, Немирове и Сороках, где был организован пункт сбора больных (прообраз полевого госпиталя). Для лечения больных на сборном пункте от каждой дивизии был выделен фельдшер.

Наиболее острой проблемой отечественной военно-медицинской службы во время Северной войны, особенно в первый период боевых действий, являлся недостаток медицинских кадров. В частности, в октябре 1708 г. А.И. Репнин в докладе Петру отмечал: «в пехотных ни в одном полку лекаря ниодного нет»[19].

Согласно «Воинскому уставу» 1698 г., в армии существовали «ротные лекари», доктора и лекари при «командующем генерале». Однако содержание медицинских чинов было закреплено несколько позже, уже к концу Северной войны. Согласно «Уставу воинскому» 1716 г. в каждой дивизии предполагалось наличие одного доктора и штаб-лекаря, в обязанности которого входило, в основном, проведение хирургических вмешательств; в каждом полку – по полковому лекарю, в роте – по цирюльнику. В «Уставе воинском» определялось, что лекари дивизии состоят «под командой» доктора, который являлся консультантом в затруднительных случаях[20].

В 1720 г. в «Генералитете или табели о полевой армии» предусматривалось наличие строго определенного числа медицинских чинов в том или ином органе. Теперь в этот разряд входили доктора, штаб-лекари, лекари, цирюльники, полевые аптекари, аптекарские подмастерья, аптекарские ученики. Стоит предположить, что «Генералитет» скорее фиксировал существовавшую практику, нежели вводил серьезные изменения в штат военно-медицинской службы.

По новым штатам 1720 г. в русской армии полагалось иметь 7 докторов, 7 полковых аптекарей, 5 штаб-лекарей, 5 подмастерьев аптекарских, столько же аптекарских учеников и 5 аптекарей с писарями. Кроме того, надлежало иметь 129 лекарей, 384 фельдшера, 709 цирюльников[21]. В условном виде можно назвать следующую штатную структуру медицинской службы русской армии в данный период: доктор при главнокомандующем армией; дивизионный доктор, штаб-лекарь и аптекарь с полевой аптекой; полковой лекарь; цирюльники (ротные фельдшеры) в ротах.

Таким образом, сопоставляя вышеприведенную информацию с данными за предшествующий период, не обходимо отметить, что произошло увеличение не только в численности военно-медицинских кадров, но и их номенклатуры.

Основным путем пополнения численности медицинских кадров, в первую очередь врачебного состава, являлся наем их за границей. В 1695 г. в Россию прибыло 25 иностранных врачей, в 1697 г. – 50. Подавляющая часть из них направлялась в армию и на флот. Существовала, как уже отмечалось ранее, также практика привлечения к оказанию медицинской помощи пленных военных медиков, хотя их деятельность распространялась, в большей степени, на своих соотечественников. Несмотря на отдельные положительные стороны подобного пути, негативные все же преобладали, что вызывало необходимость искать иные способы решения проблемы. Попытка воспитания собственных кадров имела позитивные моменты скорее для будущего, нежели данная мера могла реально в короткие сроки радикально повлиять на обстановку в действующей армии. Открытием госпитальных школ (1707 г. – при Московском госпитале, 1733 г. – в Санкт-Петербурге и Кронштадте) был заложен фундамент для развития медицинского образования в стране. Вместе с тем, ежегодное количество их выпускников было крайне мало: в 1713 г. был произведен первый выпуск московской госпитальной школы, общее число лекарей и подлекарей, отправленных в армию и на флот, составляло 4 человека. Всего же за первые два десятилетия существования школы при Московском госпитале и заведования им Н.Л. Бидлоо в 1707 – 1726 гг., было подготовлено 134 лекаря[22].

В данном случае необходимо отметить то обстоятельство, что занятие медициной выходило за рамки традиционных представлений русского общества в тот период. Невысоким был также социальный и правовой статус врача, чьи материальные возможности оставляли желать лучшего. Производство докторов в чины в первой половине XVIII в. было явление исключительным, тем более был неудовлетворительным положение тех медицинских чинов, которые стояли ниже на иерархической лестнице – подлекарей, лекарей и аптекарей.

Подготовка низшего звена медицинской службы – цирюльников (ротных фельдшеров) проводилось в полках. Согласно указу 1706 г. основная нагрузка в этом отношении ложилась на полковых лекарей: «Лекарь маеор всякого полку выбирал бы всякой роты своего полку по солдату, которым бы давать двойное жалованье, и тех солдат научить брить и пластыри прикладывать, а иной бы службы лишились и ничего бы не делали кроме того, чтоб солдат брили и знали бы пластыри прикладывать»[23]. То же указание содержалось и в Уставе воинском 1716 г., где подчеркивалось, что лекари в полках обязаны «ротных фельдшеров не токмо для одного бритья солдатского употреблять, но и учить их лекарскому делу и чтоб со тщанием ходили за ранеными и больными». Вследствие этого, число цирюльников (фельдшеров) было значительным и они являлись наиболее действенной силой военно-медицинской службы в указанное время.

При Петре начинает динамично развиваться и госпитальное дело. В первой четверти XVIII века быстрыми темпами формируются постоянные военные госпитали. В 1706 г. был основан Московский постоянный госпиталь, открытие которого состоялось уже в следующем, 1707 году. Руководил госпиталем лейб-медик Петра I Н.Л. Бидлоо. После Полтавской битвы помимо Московского постоянного госпиталя появились и другие: в 1710 году гарнизонный лазарет в Петербурге, в 1712 году – в Смоленске и др., всего было организовано до 500 полковых и гарнизонных госпиталей.

В 1715 году на правом берегу Невы, в том месте были заложены морской и сухопутный госпитали. При Петре I в стране было создано 10 госпиталей, обслуживающих армию и флот, а к концу столетия их стало втрое больше. Помимо Московского, Санкт-Петербургских и Кронштадтского госпиталей были открыты адмиралтейские госпитали и в ряде других городов. Так, в 1722 году в связи с формированием Каспийской флотилии, участвовавшей в Персидском походе, и устройством судостроительной верфи в Казани был открыт флотский госпиталь и в этом городе. Кроме того, при Петре были открыты госпитали и в таких городах как Ревель (1720), Тавров (1724), Астрахань (1725). В этот же период происходит и разделение госпиталей на следующие категории: генеральные (общие), предназначенные для лечения воинов вне зависимости от рода войск и частей; адмиралтейские, где оказывалась медицинская помощь нуждавшимся «морским служителям»; гарнизонные и полковые (лазареты), которые предназначались для лечения нижних чинов конкретного гарнизона или полка. Полковые госпитали в петровское время становятся неотъемлемой частью каждого полка: они организовывались в местах постоянного расквартирования полков, а также на зимних и полевых квартирах. Гарнизонные госпитали развертывались в местах расположения более крупных гарнизонов, а также в крепостях.

Содержание медицинских чинов в русской армии в 1711 году было закреплено штатным расписанием. Полковые и дивизионные лазареты (“шпитали”) имелись в каждом регулярном полку и дивизии. Официальные регламентирующие документы петровской эпохи устанавливали определенные организационные формы медицинского обеспечения войск в мирное и военное время, права и обязанности должностных лиц медицинской службы.

Функции постоянных госпиталей в период Северной войны выполняли следующие лечебные учреждения, разделявшиеся в зависимости от воинского подразделения. В местах постоянного расположения полков развертывались небольшие стационары, до выхода «Устава воинского» 1716 г. именовавшиеся «больницами», а затем «шпиталями» или лазаретами. В них, как правило, медицинскими чинами оказывалась помощь больным собственного полка. В июле 1712 г. в 10 полках русской армии числилось 369 больных (в среднем 37 человек на полк)[24]. По заболеваниям находившиеся в указанных лечебных учреждениях распределялись следующим образом: 47,2 % страдали поносом, у 9,0 % была зафиксирована лихорадка, 8,6 % - горячка. Оставшаяся часть больных страдала «головною, животною ушною, французскою, огневую и цинготную болезнью, ногами, руками, тайными удами, вередьми» и пр. В расположении дивизии развертывались более крупные учреждения, «ближние и дальние больницы», где медицинскую помощь нуждавшимся оказывали дивизионные медицинские чины, частично, прикомандированные полковые.

Во время передвижения армии данные учреждения не передвигались, войска при этом сопровождали полковые аптеки и полковой лекарь, также оказывали помощь цирюльники в ротах. Легко больные продолжали следовать со своей частью до выздоровления, тяжелораненых и больных перевозили в полковом обозе до ближайшего крупного населенного пункта, где их и оставляли либо в специальных лечебных учреждениях, либо в домах местных жителей[25]. В связи с нехваткой медиков, их оставляли с раненым и больными лишь в случае их большого наличия в том или ином районе. Как правило, с нуждавшимися в лечении оставался для ухода здоровый солдат (из расчета один на десять раненых и больных). В частности, в июле 1712 г. в 10 полках, действовавших в Польше и Померании, числилось 68 больных, оставленных в Смоленске, при них 1 лекарь и 3 фельдшера. В походах в Польшу 1706 - 1708 годов раненые и больные перевозились в армейских обозах или их оставляли в попутных населенных пунктах. В марте 1706 года в связи с отходом армии из Польши, Западной Украины и Белоруссии была организована отправка 2900 раненых и больных из Гродно в Киев.

Лишь в исключительных случаях, когда этому благоприятствовала обстановка, раненые размещались в стационарных госпиталях. В частности, во время боевых действий русской армии в Финляндии, на Карельском перешейке, отдельным раненым оказывалась помощь в Санкт-Петербургских гарнизонных лазаретах.

Наряду с вышеуказанными постоянными госпиталями, в годы Северной войны вследствие целого ряда причин развертывались также различные временные лечебные учреждения, чьи формы и объем задач варьировались в зависимости от оперативной обстановки.

В указанный период шел процесс регламентации деятельности военных госпиталей. Внутренний распорядок и организация лечебных учреждений определялись «Регламентом о управлении Адмиралтейства и Верфи» (1722). В нем устанавливался штат госпиталя, который изменялся в зависимости от числа больных, нуждавшихся в лечении. В каждом госпитале надлежало иметь: доктора, старшего лекаря, лекаря (из расчета 1 на 200 больных), при каждом лекаре по 2 «гезеля лекарских» (подлекаря) и по 4 лекарских ученика. Определялось, что в качестве обслуживающего персонала могут привлекаться женщины (по существовавшей норме, для обслуживания одной категории больных, на женщину приходилось гораздо большее число пациентов, чем на мужчину, выполнявшего подобную же работу). Хозяйственные функции возлагались на комиссара и подчиненного ему писаря и копистов. Кроме того, «Регламент» определял нормы снабжения больных медицинским имуществом, а также питанием (в частности, предусматривалась возможность диетического питания для больных – калачи и жидкая каша).

Мероприятия по предупреждению эпидемических и других заболеваний и борьбе с “моровыми поветриями”, как тогда назывались эпидемии чумы, холеры, сибирской язвы и т.п., проводились обычно распоряжениями командования. В уставах и инструкциях Петра I “на походы”, как правило, указывалось на необходимость соблюдения чистоты на стоянках, на оборудование ровиков – “ям куда бы людям можно было испражняться”[26]. Запрещалось резать скот вне указанных мест, стирать белье в местах для забора питьевой воды или водопоя лошадей. При появлении заразных болезней устраивались, как и ранее, в XVII веке карантины и “заставы”, больные изолировались в пунктах, удаленных от мест расквартирования войск. Несоблюдение карантинных мер преследовалось с особой строгостью – лиц, пытавшихся обойти заставы, предписывалось незамедлительно вешать, «не описываясь», а если люди, выделенные в заставу «кого пропустят: и за того плачено им будет тою же виселицею»[27].

Указанные предписания по охранению войск от эпидемических заболеваний имели ощутимые результаты – заболеваемость была не столь высокой, число больных не превышало 5 – 10 %, что не исключало, однако, отдельных вспышек инфекционных заболеваний.

Во многом показательным может быть пример борьбы с «моровым поветрием» 1709 – 1711 гг. В конце 1709 г. с запада к границам России приближалась страшная эпидемия. С целью защиты русской армии, войска располагались рассредоточено, роты ставились на расстоянии версты одна от другой. Свежие части располагались в городах, стоявших в стороне от возможного пути распространения эпидемии. Поселения, где были отмечены случаи заболевания, оцепляли заставами, «вымороченые» дома сжигали вместе с лошадьми и скотом. Вместе с тем, избежать вспышек заболевания в войсках все же не удалось. В этих условиях были приняты меры по недопущению распространения заболевания далее по стране. В частности, выставлялись заставы, где предписывалось создавать специальные карантины для курьеров из армии: «… курьеров держать дни до десяти, а ежели болезни не явятся, то их принимать…», письма принимать издали, распечатывать и держать «на ветре часа по два и по три, а потом окуривая можжевельником…»[28]. Изоляция и лечение заразных больных производилось в специально для этого развернутых лечебных учреждениях. Применение жестких мер с одной стороны, и целого комплекса рациональных противоэпидемических и лечебных мероприятий, позволило не только минимизировать потери в армии, но и не допустить распространения заболевания вглубь страны, среди местного населения.

Эвакуация раненых и больных во время Северной войны находилась на невысоком уровне. Специально приспособленные средства транспортировки нуждавшихся в лечении военнослужащих отсутствовали. Для целей медицинской эвакуации использовался транспорт общего назначения, а также транспортные средства местного населения.

Медицинское снабжение войск в ходе Северной войны претерпело существенные изменения. Первоначально снабжение войск медицинским имуществом и лекарствами осуществлялось из Казенной верхней аптеки, которая находилась в Москве. В 1704 г. в Санкт-Петербурге была открыта «гарнизонная аптека», впоследствии получившая наименование «главной или верхней». Из указанных пунктов шло пополнение всем необходимым полевых аптек, которые учреждались близь сосредоточения войск, т. е. преимущественно «близь окраины страны»[29]. Полевые стационарные аптеки снабжали имуществом походные и полковые аптеки, при которых существовали мастерские для ремонта хирургических инструментов, они также имели суммы для произведения закупок необходимого материала и запасов. Здесь производилось и обучение аптекарских учеников. В полки лекарства отпускались бесплатно, по требованию. Из-за отсутствия возможности производить закупки необходимого имущества в России, значительную часть медицинского имущества, лекарственных препаратов закупали за границей. Все это требовало больших материальных затрат, так как в полк отпускалось до 160 наименований лекарств (водок, эссенций, тинктур, спиритусов, порошков, корней, масел, мазей, пластырей) и более 30 наименований хирургических инструментов. Подобные затраты возмещались за счет «вычетных за медикаменты денег», размеры которых были установлены в 1706 г.: «чтобы у каждого полковника на год одержано было денег 12 рублей на плату медикаментов, от всякого подполковника… 6 рублей, от майоров по 4 рубля, от капитанов по 3 рубля, поручиков по 2 рубля и от прапорщиков по 2, от сержантов по 6 алтын в год, а солдат бы всякой давал на год по 4 алтына»; «… и к тому генералом полным по тридцать рублеф, генералом поручиком по двадцать рублеф, генералом маеором по пятнадцати и им деньги сбирая отдать инспектору аптеки»[30]. Во время Прутского похода полевая аптека находилась при ставке в Прилуках, в октябре 1712 года была при войсках в Смоленске. Всего в армии было две аптеки – одна при инфантерии, другая – при кавалерии. В последующем походные аптеки имелись при каждой дивизии, в штатах 1720 году числилось 7 полевых аптекарей. Лекарства покупались за границей и заготовлялись путем сбора дикорастущих лечебных растений и разведения их в аптекарских огородах в Москве и с 1719 года в Петербурге (в Ботаническом саду на Аптекарском острове). Общая сумма стоимости медикаментов для 11 полков в 1714 году доходила до 2044 руб.[31]

Необходимо несколько слов сказать о медицинском обеспечении флота, которое имело свои специфические черты. Именно в петровское время были заложены основы военно-морской медицины[32]. Участие кораблей в плаваниях на сравнительно длительный срок сопровождалось появлением определенного количества больных, нуждающихся в стационарном лечении, для которого корабли были практически не приспособлены. Для сбора больных с кораблей в море, размещения их в более подходящих условиях и лечения в 1713 году был выделен устаревший к тому времени боевой корабль голландской постройки “Святой Николай”. В течение 6 лет он выполнял функции санитарного транспорта и в 1719 г. за ветхостью был сдан в порт. Вместе с тем, это не было единичным случаем. 13 октября 1716 года Государь, находясь в Копенгагене, пишет письмо К.Крюйсу с требованием переоборудовать один из кораблей для использования его в качестве плавучего госпиталя. В 1717 году вошло в строй переоборудованное по указу Петра I первое госпитальное судно “Страфорд”. В разные годы этот корабль имел экипаж в 100-120 человек, нес до 30 пушек. Командовал им известный впоследствии флотоводец капитан 1 ранга Наум Синявин[33].

Общее число медицинских работников на кораблях было определено царским указом от 19 февраля 1720 года, который гласил: “Содержать в морском флоте на кораблях, фрегатах и шнявах…лекарей старших 39, молодших 7, подмастерий 7, учеников 72. И жалованья давать старшим по 15 рублей, молодшим по 10 рублей, подмастерьям по 7 рублей, ученикам по 2 рубля человеку на месяц”[34]. Конкретное же распределение медиков по кораблям зависело от ранга корабля, который в свою очередь определялся количеством пушек и числом личного состава.

В целом же, по мнению специалистов, организация медицинского обеспечения корабельных сил во второй половине XVIII века не получила значительного развития. Это объясняется небольшими потерями в личном составе, наличием в действующем флоте госпитальных судов и гуманным характером боевых действий, практически исключающим воздействие оружия противника на суда, имеющие на борту раненых. В этих условиях организация медицинского обеспечения сил флота приближалась к мирному времени[35].

 

Таким образом, Северная война имела большое значение для военной медицины России, становления и развития отдельных ее составляющих. Военный фактор активизировал процесс медленного формирования отечественной военно-медицинской службы, которая должна была соответствовать высокому уровню русской армии, которая создавалась в данное время. На протяжении XVII – XVIII вв. развитие военной медицины России было тесно связано с такими приоритетными достижениями военной медицины, как появление сети лечебных учреждений (госпиталей), создание первых медицинских учебных заведений (госпитальных школ). В это время происходит также совершенствование законодательства в области войсковой медицины. Впоследствии все это послужило надежным фундаментом для формирования отечественной военной медицины, способной на высоком уровне осуществлять медицинское обеспечение русской армии в различных сражениях.